Ты видишь? – Шепчешь, улыбаясь.
- Да. – Просто отвечаешь ты,
Они все здесь – твои мечты:
Обито, Рин – сидят, смущаясь…

Три стакана, бутылка сакэ и фотография в рамке из темного дерева – его новые друзья.
Три воспоминания, три смерти, мистическая триада смешавшихся голосов в голове.

Сколько он себя помнил, тройка образов намертво вклинилась в его разум и не отпускала. Это было больно, потому что он хотел отпустить их, перестать приходить на кладбище, где остались только памятники – со стершимися именами.
Это была сладкая боль, потому что без воспоминаний он бы просто умер.

***
Первое воспоминание – их странная встреча под раскидистым дубом. Рано повзрослевшие дети, робкая улыбка Рин, его маска, закрывающая лицо, и нелепые очки Обито.
- У тебя красивые глаза. – Сказала тогда будущая куноичи. – Серые, как пасмурное небо.
Странно было слышать этот серьезный комплимент от смешливой маленькой, девятилетней девочки. Он не улыбнулся – его характер можно было описать тем же словом, серый. Он с самого рождения должен был быть таким – пепельным, сожженным и восстановленным.
- У тебя тоже. – Учиха задорно улыбнулся, появившись, как всегда, неожиданно. Попытался обнять Рин, из чего Какаши заключил, что они с темноволосой девочкой были знакомы.
Слишком громкие, слишком надоедливые. Слишком отличные от него.
Лучшие друзья и напарники – они были с ним, чтобы доказать ему, насколько сильно можно любить жизнь, чтобы доказать то, ради чего он становился ниндзя.
Не потому, что так было предрешено судьбой.
Потому, что это дарило ему смысл жизни.

Слишком поздно, но разве дети задумываются о смерти в девять лет?
- Мы вырежем на дереве наши имена. – Веселый голос, теплые карие глаза, черные торчащие волосы, малиновые полоски на щеках, кисти рук с узелками костяшек. Отрывочные рисунки, словно запечатленные на фотографии, выстраиваются крест-накрест, завершая одну общую картину.

- Зачем?
- Чтобы всегда помнить, что мы здесь встретились.
- В этом есть смысл?
- Во всем есть смысл, только поймем мы его не сразу.
- Тогда почему именно сейчас?
- Потому что потом может не наступить.

Какаши. Рин. Обито.
Юные ниндзя Конохи.
Прерывающие друг друга, смеющиеся, отступающие от привычных рамок поведения. На этом холме, под раскидистым дубом, можно снять хотя бы одну маску.

- Звезда падает.
- Уже слишком поздно.
- Хочешь идти домой?
- Я без Рин никуда!
- Вы меня слушаете? Звезда падает… Упала. Загадали желание?
- Я загадал, хочу, чтобы…
- Обито! Не говори, иначе не сбудется. Какаши…
- Нет, у меня нет желаний.
- Тогда жди до следующего августа – они появятся…

Звездопад в августе. В Конохе он не такой красивый, как в Суне, но на стремительно пересекающие небо точки можно было бы загадать желания на всю жизнь.
Что можно попросить у неба?
Что можно желать сильнее всего?
Чтобы никогда больше не было так больно…

***
Второе воспоминание – острое, режущее глаза разочарование.
В жизни, в судьбе. В звездах. Разве, в конце концов, это имело смысл? Небо не прислушается, не придет на помощь, когда умрет друг, когда последним напоминанием о задорном мальчишке с черными волосами останется вырезанное имя на дереве.

- Я знала, что найду тебя здесь.
- Зачем?
- Теперь это имеет смысл. Он всегда был прав.
- А я…
- А ты – нет.

Молчание давит хуже обвиняющих слов. Она проводит пальцами по коре многолетнего дуба, прижимается к нему лбом и что-то шепчет, шепчет, шепчет.
Шепот уносит ветер. В сентябре ветер приносит горькие запахи.
Тринадцать лет – так больно, так глупо.

- Я тоже ошибалась.
- Может, стоило снять маски?
- Какая теперь разница. Носи ее. Носи, потому что иначе будет еще хуже.
- Ты плачешь.
- Я всего лишь маленькая девчонка.
- Ты – ниндзя.
- Какая теперь разница? Ты тоже об том забыл.

Какаши. Рин…
Юные ниндзя Конохи.

Глядящие в бескрайнее небо с небольшого холма. В сентябре небо чистое, но звезды кажутся в несколько раз меньше. Они более далекие, независимые, чужие.
На холме снова надеваются маски.

Она снова вырезает на коре их имена. Все три.

***
Третье воспоминание еще более размытое.
Когда он пришел на этот холм, спустя семь лет, и вырезал их имена до тех пор, пока места не осталось.
Какаши. Обито. Рин.
Какаши. Рин.
Какаши.

Тройки больше не существует. Она распалась на миллионы воспоминаний в его голове, растворилась, ушла куда-то, предательски махнув на прощание.
Дуб жалостливо шевелит листьями, некоторые из них опадают – октябрь, осень, дождь.

Пасмурное небо. Серое, как его правый глаз.
Как собранные из осколков мечты.
Звезд не видно – они спрятались, словно стыдились. Он ведь просил их потом, просил. Умолял.
А она все равно оставила его, попросив прощения.
И улыбнулась, пообещав навестить Обито и сказать, что всегда его любила.
Шестнадцатилетняя наивная девчонка с ласковыми руками и стершимися полосками на щеках.

Три воспоминания, а на самом деле их куда больше.
Три имени на дереве, но сколько раз они вырезаны на нем, сколько раз выжжены в сердце.
Три фотографии в альбоме, которые он никогда не сможет порвать.

- Помнишь, мы здесь встретились?
- Еще бы не помнить. Ты тогда единственный раз дала мне себя обнять.
- Глупый Обито!
- Не понимаю, Какаши, тебя она никогда не бьет!
- Бьет, значит любит.
- Если так, то согласен до самой…
- Какаши! Это нечестно!
- Звезды падают…
- Какаши, ты меня слушаешь?
- Звезды падают, смотри. Ты загадала желание?
- В прошлом августе, помнишь. Оно у меня всегда одно.
- Я тоже загадал, чтобы…
- Обито!
- Обито!
- Да что тут такого? Все равно оно сбудется только, если вы будете знать. Мы должны всегда быть вместе и поддерживать друг друга, не правда ли? Какой смысл просить это у неба, если каждый из нас не поймет это?
- Обито…
- А еще я загадал, чтобы Рин меня поцеловала!
- Обито, ты… дурак!
- Я тоже загадал.

Чтобы никогда больше не было так больно…